Большая радость- Диана Вишнева теперь в Большом!

[Тэффи]

Королева лебедей
Диана Вишнева: “Балерина должна быть подальше от кухни”


Две балетные столицы России — Москва и Петербург кипят слухами о переходе звезды мирового балета Дианы Вишневой из Мариинки в Большой. Петербургские поклонники Дианы говорят: “Мы ляжем на рельсы, но не отпустим”. В Москве страсти еще горячее. Накануне выступления Вишневой на сцене Большого в “Лебедином озере” ведущие балерины главного театра страны бросились не на рельсы (как же, дождешься от них этого), а в ноги к директору Большого… с протестом против приглашения Вишневой в театр. Что до Дианы, то она как истинная королева не обратила на этот демарш внимания. А подарила москвичам танец. Фантастический, редкий по красоте и изысканности. Давно не приходилось видеть на сцене не балерину, танцующую Одетту-Одилию, а королеву лебедей. После выступления в Москве Диана станцевала Жизель в Мариинке, а сейчас она уже в Нью-Йорке, где будет танцевать в спектаклях Американского балетного театра.
—Диана, так переходите вы в Большой?
— Все еще только обсуждается. Но могу сказать, что Мариинка мой любимый родной театр. В прошлом году я отметила здесь десятилетие творческой деятельности. Но как приглашенная звезда выступаю очень много. Это Американский балетный театр, Парижская опера, Берлинская опера. Наступает такой период, когда один театр — это маловато. Хочется новых балетов, балетмейстеров, новых встреч. И замечательно, что у меня есть такая возможность. В Москве я станцевала “Лебединое”, и это пятая по счету редакция, которую я танцую.
— Про артистов всегда много всякого говорят…
— Интересно, какие ужасы рассказывают про меня?
— Говорят, что у вас трудный характер.
— И это все? Может быть, он у меня просто есть? А вы когда-нибудь встречали балерину без характера? Их нет. В этой жесткой, я бы даже сказала, жестокой профессии без характера пропадешь. Я очень требовательный человек, прежде всего к себе. И это не все выдерживают. Я каждую минуту отдаю работе, а если кто-то приходит на репетицию, так — шаляй-валяй, я это сразу пресекаю. В театре все знают, как я отношусь к работе. По тому, как мне партнер подает руку, я уже могу сказать, что это за партнер, чего от него можно ждать.
— Партнеров вы сами выбираете?
— Это обсуждается. У меня всегда были и есть замечательные партнеры. Но важно, чтобы был дуэт, когда это происходит, то танец превращается в чудо. История сохранила выдающиеся дуэты — Дудинская—Сергеев, Максимова—Васильев, Фонтейн—Нуреев. Когда не каждый сам по себе, а вместе. У меня такой дуэт получился с Владимиром Малаховым, возглавляющим сейчас балет Берлинской оперы. На сцене мы не просто чувствуем друг друга, а дышим вместе.
— А страшно, когда танцовщик поднимает в высокой поддержке?
— Да! Если еще высокий, просто дух захватывает. Сначала: “Ой! Ай!” А потом: “Как здорово!”
— Когда вы учились в Вагановской школе, посещала вас мысль: “Я буду только первой балериной”?
— Что значит первой?
— Прима-балериной?
— Я хотела быть сама собой, хотела быть значимой, состояться как личность, и не только в профессии, а первая, вторая… это очень наивно. А потом моя судьба так складывалась, что я об этом и не успела подумать. Я никогда не танцевала в кордебалете. Учась еще на третьем курсе училища, я уже выступала в Мариинском в “Дон Кихоте”. И сразу стала раздражать. Как в том анекдоте: “Знаешь, почему мамонты выродились? Слишком выделялись”.
— Надеюсь, вы не обращали внимания на тех, кого раздражали?
— Нет, абсолютно. Слишком много тех, кого раздражает индивидуальность, чтобы на всех обращать внимание.
— А к руководству за помощью обращались, чтобы давали роли, ставили в репертуар?
— У меня не было проблем с репертуаром, все шло в рабочем порядке. Да и голова всегда была занята совсем другим, как сделать роль, как ее насытить содержанием, как, скажем, распахнуть дверь крестьянской избушки, из которой выбегает Жизель, а не дверь директорского кабинета.
— Кстати, по поводу Жизели. В первом акте, когда героиня сходит с ума, то балерины, чтобы усилить впечатление, танцуют сцену сумасшествия с разметавшимися по плечам волосами.
— Да, это многие делают, небрежность в прическе усиливает впечатление болезни, душевного надлома героини. Я не распускаю волосы. У меня, не сочтите это за нескромность, густые, красивые волосы. И когда готовилась к роли, то поняла, что если их распущу, то они каскадом упадут на плечи, и это будет слишком красиво и только уведет от образа. К тому же в этой партии, как и в других, я иду от внутреннего состояния героини, а не от внешнего. Однако иногда выпускаю пряди, чтобы было ощущение небрежности в прическе.
— Зрители всегда с нетерпением ждут, когда балерина начнет крутить тридцать два фуэте. Этот элемент пользуется особой любовью у поклонников балета, а насколько он трудный для балерины?
— Фуэте — это не самое трудное, что есть в классическом танце. Трудность только в том, что фуэте исполняется в финале па-де-де, когда силы на исходе, и приходится собраться, чтобы исполнить его с напором, блеском, эффектно. Это обязательно, а так ничего трудного. Но могу сказать, что, танцуя в США, я вижу, как американские танцовщицы усложняют фуэте, уснащая его четырьмя-пятью пируэтами. Выглядит это невероятно броско… однако, я не понимаю, зачем это нужно? Да, это здорово, но чтобы справиться с этим трюком, спина у балерины должна быть стальная. А когда стальная спина, то уходит гибкость, пластичность.
— А руки в балете?
— У русских балерин руки важнее, чем ноги. Редко где в мире встретишь таких танцовщиц, какие есть у нас, с красивыми, поющими руками и пластичным, гибким корпусом. Это наше. За границей прекрасно поставлена техника ног. У тех же французов, и у них этому можно поучиться, но корпус и руки у них неподвижны. А у нас, если процитировать Блока, “всех линий таянье и пенье”. Русская школа — это особая школа, и я горжусь нашей школой.
— У вас красивое сочетание имени и фамилии, звучит как псевдоним.
— Нет, это не псевдоним. Мама решила меня назвать Дианой.
— Кто родители по профессии?
— Они из науки. А в училище меня привела мама, тогда как папа долго ничего не знал о балете. У нас замечательная семья. Я никогда не знала, что такое ссоры, выяснение отношений. Я знала и знаю только бесконечную любовь родителей ко мне. Я живу в нереальном мире, огражденной от всех проблем. Нет, проблемы, конечно, есть, их множество. Я включаю телевизор, я вижу, что происходит вокруг, я живу на земле. Но я выросла в вакууме, все делалось для меня, давалось все самое лучшее. Семья — это та опора, та защита, те люди, та любовь, которые меня держат.
— А муж?
— Мужа у меня нет.
— Но у вас же был муж.
— Нет. Мы жили гражданским браком.
— И вы с ним расстались, это было печальным событием для вас?
— Не то что печальным, это был переворот во всем, это даже нельзя назвать тяжелым периодом, это было еще страшнее. Слава богу, у меня была работа, которая меня держала и спасала, и еще раз повторю — моя семья.
— Сейчас вы с ним встречаетесь?
— Нет. Мы работаем в одном театре, но не встречаемся. Но хочу сказать, несмотря на то, что мы расстались, не важно, по каким причинам, я ни о чем не жалею. Потому что была любовь, и это прекрасно. А трудности… никто никогда и никому не обещает сладкой жизни.
Родители часто ходят на ваши спектакли?
— Да, на все. Мама вообще не пропускает ни одного моего спектакля. Но самое удивительное то, что ведь она привела меня в хореографическое училище, а теперь ходит на мои спектакли с неким внутренним ужасом, даже содроганием. Она не получает того удовольствия, которое испытывают от спектакля просто зрители. Она боится за меня, волнуется, потому что слишком хорошо знает, какие муки стоят за внешней красотой нашего искусства. Я у нее спрашиваю: “Зачем же ходишь, если так волнуешься?” Она отвечает: “Я прихожу и молюсь за тебя”. Я ей говорю: “Иди в зал”. Она мне: “А вдруг что-нибудь случится, а вдруг ленточка на туфельке развяжется?”
Вообще туфли и пол — это всегда очень важно для танца. И хотя мне шьют туфли по моей колодке, идеальных туфель не бывает. Как и идеального пола. Поэтому я изначально настроена так, это все неудобно, все неправильно, поэтому я все это не замечаю, не обращаю внимания. Бывают и удивительные случаи, недавно станцевала “Лебединое” в одной паре туфель, что-то уникальное. То несколько пар меняешь за спектакль, а тут на одной паре станцевала. Сама не могу понять, как это случилось, как будто совсем не касалась пола.
— Перед спектаклем вы с кем-нибудь общаетесь?
— Я уже за день до спектакля ни с кем не общаюсь, кроме родных. Не подхожу к телефону.
— Зал вы видите, когда танцуете?
— Нет, но я его ощущаю. Но, если увижу кого-то из зрителей во время спектакля, это ужасно, значит, я недостаточно сконцентрировалась на роли. Не люблю, когда ряды кресел расположены близко к сцене. Для меня важно пространство между мной и зрительным залом. Когда это пространство есть, мне легко общаться с залом.
— А как вы любите отдыхать, отойти от жесткого ритма?
— После спектакля такой эмоциональный подъем, что долго не можешь заснуть. И чтобы успокоиться, всю ночь расставляю по вазам цветы, которые подарили поклонники. Это захватывающий и успокаивающий процесс.


— Вы говорите, что отстранены от быта, а что-то можете приготовить себе или гостям — обед, завтрак?
— Нет. Никогда этим не занималась. Вообще все, что касается домашнего хозяйства, уборки квартиры, это не для меня. Баланчин говорил: “Балерина должна быть подальше от кухни”. Мне очень нравится эта фраза, я могу за нее прятаться. А потом, все надо делать с любовью. А если нет желания, то ничего и не получится.
— Существует определение: “Балет — искусство молодых”. Но мы знаем балерин, которые выходят на сцену, не будучи юными леди. И, что самое удивительное, зрители идут на них смотреть, хотя танцем то, что они делают, не назовешь. Возраст — это проблема?
— Только сейчас я начинаю осознавать себя не только как балерина, но как артистка. Когда я во Франции говорю, что у нас на пенсию уходят в тридцать восемь лет, они удивляются. Как? У них считается, что в тридцать пять балерина только начинается.

В Америке другое. У них жесточайший ритм работы, они танцуют через день, поэтому часто бывает, что они после тридцати семи танцевать просто не могут, все переломаны, перерезаны. На каждом колене по нескольку операций. Так что с возрастом все непросто.
— Мне кажется, для балерины непросто и другое — стать матерью.
— Сейчас многие балерины рожают, и правильно делают. Мы все отдаем нашему искусству, все. Здоровье, силы, энергию. Никого не интересует, что у тебя что-то болит, что ты на грани нервного срыва, что жизнь подчинена только танцу: репетиции — спектакль, репетиции — спектакль. Нет времени ни на что — только балет. Так еще отказаться и от радости материнства? Нет, нельзя. У меня будут дети.

[Pandorra]

[Тэффи]

пандорра ну мы тоже ... это... окультуриваться хотим! типа души истончать
я ее видела кроме видео в реале- в баядерке в дуэте с рузиматовым-я просто плакаль весь!La Divina!